— Будь у него ныне же в шесть часов после обеда: ты увидишься там с приятелями и, может статься, — прибавил государь, усмехаясь, — с приятельницей. Живет он в Кокуевой слободе, — спроси только
немецкую школу — всякий мальчик тебе укажет. Теперь поди, успокой своих камрадов, попируй с ними в адмиральский час [Одиннадцать часов утра.], а там подумаем, что еще сотворить с вами. Открой мне, не придет ли тебе по сердцу в Москве пригожая девка: я твой сват.
Оба музея,"Пинакотек"и"Гликтотек", такие же подделки под прославленные образцы. После петербургского Эрмитажа, парижского Лувра и лондонского Музея все это не могло уже ни поражать, ни восхищать. Даже и подлинные картины великих иностранных мастеров не могли затмевать те полотна, которые вы видели в Петербурге, Париже, Лондоне. Но здесь вы находили, правда, свою
немецкую школу. Король-меценат сделал очень много для поощрения художников в виде посылок в Италию и денежных пособий.
Неточные совпадения
Мать преподавала в гимназии французский и
немецкий языки, а ее отдала в балетную
школу, откуда она попала в руки старичка, директора какого-то департамента министерства финансов Василия Ивановича Ланена.
Притом их связывало детство и
школа — две сильные пружины, потом русские, добрые, жирные ласки, обильно расточаемые в семействе Обломова на
немецкого мальчика, потом роль сильного, которую Штольц занимал при Обломове и в физическом и в нравственном отношении, а наконец, и более всего, в основании натуры Обломова лежало чистое, светлое и доброе начало, исполненное глубокой симпатии ко всему, что хорошо и что только отверзалось и откликалось на зов этого простого, нехитрого, вечно доверчивого сердца.
По несчастию, наш граф, как героиня в «Нулине», был воспитан «не в отеческом законе», а в
школе балтийской аристократии, учащей
немецкой преданности русскому государю.
Хотя я очень многим обязан
немецкой идеалистической философии, но я никогда не был ей школьно привержен и никогда в таком смысле не принадлежал ни к какой
школе.
Только вдруг я раз в кондитерской, в которую хожу каждый день пить кофе, читаю в французской газете, что, в противоположность всем
немецким философам, в Париже образуется
школа позитивистов, и представитель ее — Огюст Конт…
Немецкая эта
школа и плоха и мала…
В Александровском училище нет даже и следов того, что в других военных
школах, особенно в привилегированных, называется «цуканьем» и состоит в грубом, деспотическом и часто даже унизительном обращении старшего курса с младшим: дурацкий обычай, собезьяненный когда-то, давным-давно, у
немецких и дерптских студентов, с их буршами и фуксами, и обратившийся на русской черноземной почве в тупое, злобное, бесцельное издевательство.
— Друзья мои, — учил он нас, — наша национальность, если и в самом деле «зародилась», как они там теперь уверяют в газетах, — то сидит еще в
школе, в
немецкой какой-нибудь петершуле, за
немецкою книжкой и твердит свой вечный
немецкий урок, а немец-учитель ставит ее на колени, когда понадобится.
Присовокупим к этому дурную привычку говорить языком
школы, которую он поневоле должен был приобрести, говоря всю жизнь с
немецкими учеными.
„Жизнь — болезнь духа! — говорит Новалис [Новалис (наст. имя Фридрих фон Харденберг, 1772–1801) —
немецкий поэт, один из создателей
школы"иенского романтизма", автор"Гимнов к ночи"с их культом смерти.]. — Да будет сновидение жизнью!“ Другой писатель, Тик [Тик Людвиг (1773–1853) —
немецкий писатель-романтик.], вторит ему: „Сновидения являются, быть может, нашей высшей философией“. Эти мысли тоже неоднократно повторены русской литературой последних годов.
Таково, напр., самое влиятельное и типичное направление
немецкого богословия — ричлианство [Богословская
школа в рамках
немецкого либерального протестантизма, названная так по имени ее основателя Альбрехта Ричля.
Сам Павел Дмитрич Кротов — антик, который надо продавать на золотники: он рассорился со всем Петербургом, уехал к себе в Кротово и никого видеть не хочет, да нам до него и дела нет; а у него есть галерея — дивная галерея, картины всех
школ и едва ли не в наилучших образцах, и вдобавок в куполе над библиотекою теперь у него пишет что-то al fresco [В виде фрески (итал.).] один известнейший
немецкий художник: мне страсть хочется это видеть, да и вам советую: во-первых, огромное наслаждение, и притом несметная польза.
И всем этим, по его мнению,
школа обязана не хозяевам фабрики, живущим за границей и едва ли даже знающим о существовании
школы, а человеку, который, несмотря на свое
немецкое происхождение и лютеранскую веру, имеет русскую душу.
Я определился бы при
немецкой церкви пастором; стал бы проповедовать слово Божие, как здесь делаю; основал бы академию, scholam illustrem [Знаменитую
школу (лат.).]; а ты, моя милая Кетхен, была бы украшением почтенного семейства какого-нибудь боярина…
Она отлично знала языки: французский и
немецкий, была непогрешима и против грамматического кодекса русского; помимо этих знаний владела некоторыми искусствами — хорошо рисовала, изучила музыкальную
школу и была истинною художницей в каллиграфии.